Бабушкина дочка
— Мне всегда было обидно за свою семью. В 90-е годы рабочим ничего не платили, жили бедно. Мы же на этом фоне жили еще хуже, просто ужасно. Денег ни на что не хватало. С тремя братьями были предоставлены самим себе: родителям некогда было нами заниматься.
Сама помощи ни от кого не ждала: была шпаненком, дворовой девчонкой со своими, нерадужными представлениями о жизни. Дружила больше с мальчиками, строила их пополной. А «цацки» и «принцесски» — даже внимания на таких не обращала.
Уже тогда почувствовала, что могу командовать, что ко мне прислушиваются. В школе благодаря своему предводительству и уроки срывала, и драки устраивала...
Если дома не ночевала, никто меня не терял. И когда в 19 лет, ничего не сказав, уехала вслед за подругой жить в Польшу — близкие не хватились. Больше полугода о дочери ни слуху ни духу.
На стройке я как рыба в воде. Даже на высоких каблуках
Не помню, чтобы родители хоть однажды обняли, приласкали, сказали доброе слово. Единственная, кто дарил мне тепло, — бабушка — самый дорогой для меня человек. Она часто забирала меня из садика, увозила на выходные к себе.
Бабушка сама была последним, нежеланным ребенком в большой семье. От нее не раз пытались избавиться: выставляли на мороз, но она выжила. Всю жизнь проработала на известковом заводе — адский труд. Смотрю старинные бабушкины фотографии: изящная, хрупкая девушка, но с такими мощными жилистыми руками, как у мужчины…
Ее истории про нелегкую жизнь казались мне тогда сказочными. Но рассказывала она без злобы, с какой-то теплотой. Бабушка была несгибаемой, волевой, но в то же время ничего лидерского в ней не было: «моя хатка с краю» — вся философия.
От нее — моя открытость и общительность. В детстве мечтала: «Вот стану обеспеченной, самостоятельной, буду много зарабатывать, смогу помогать родным, и они меня за это полюбят». Думала, любовь можно купить или заслужить. Подсознательно до сих пор ее добиваюсь.
Я должна заработать
Детство наложило отпечаток — есть установка: «Я должна обеспечить семью необходимым» — получается, меня дома нет. Постоянно на работе, 80% времени. Детям не хватает мамы: маленький, Всеслав, очень скучает, старший Сева понимает, привык.
В старшем с года воспитывала самостоятельность. Чтобы умел сам принимать решения, не ждал ни от кого совета. Уже тогда понимала, что не смогу постоянно быть рядом.
Но я всегда хотела иметь много детей, и, главное, внуков. Вижу себя бабушкой, в кресле-качалке, с трубкой, рассказывающую байки ребятишкам.
Кто здесь власть?
Но пока вся моя жизнь — работа. Есть план — достичь чего-то, а уж потом можно будет взять пару выходных, съездить в путешествие... 8 лет не была в отпуске. Порой хочется хотя бы на неделю отключить телефон, забыть о делах. Но пока никак — реально смотрю на вещи.
Хочу обеспечить будущее своим детям, доказать, что я могу добиться большего. Для этого вкладываю все в бизнес. Нечего мечтать о роскошной жизни, иначе быстро прогоришь.
Цену деньгам узнала, когда сама начала работать. Вернулась из Польши, устроила полуторагодовалого сына в садик и пошла на Вахрушевский комбинат шить кирзовые сапоги. Поставила цель, что дойду до 5 разряда — и добилась своего. И тут как раз на предприятии начались проблемы: удерживали зарплату, не давали премии.
У меня могут быть последние 100 рублей на хлеб, но из бюджета компании не возьму
И я как член профкома, председатель совета молодежи подняла бунт. В знак протеста созывала огромные несанкционированные собрания — как настоящий оппозиционер. Но руководство пошло ва-банк: пригрозило рабочим штрафом. Моих вчерашних союзников это напугало...
Тогда впервые столкнулась с человеческим фактором. Боролась за идею, но поняла, что остальные больше переживали за свое место. Из двух зол пришлось выбрать меньшее: уволилась, рассчитали за два часа.
На комбинате эту историю вспоминают до сих пор, в заводских байках я почти что Жанна д'Арк.
Либо бизнес, либо «До свидания!»
После увольнения, месяц была словно в вакууме, не понимала, что делать. Потом устроилась на курсы мастера отделочных работ. Знала, что эта профессия без хлеба не оставит.
Шесть лет отработала в компании по элитной отделке зданий, стала лучшим маляром в фирме. Но из-за ошибок руководства бизнес развалился.
Тогда я поняла, как не должен поступать предприниматель. Во-первых, нельзя допускать панибратства с рабочими — знаю, когда надо быть построже. На работе, при заказчике — четкая субординация. Я не «Олечка». Во-вторых, брать деньги из фирмы на личные нужды ни к чему хорошему не приведет. У меня могут быть последние 100 рублей на хлеб, но из бюджета компании не возьму.
Решила сама стать бизнес-вумен, других шансов и не было. Сначала создали бизнес пополам с партнером: его проекты, мое исполнение. Не сработались — равноправия не получилось.
Тогда я отделилась, стала самостоятельной, чтобы был стимул двигаться дальше. Никто не говорил, как и что делать. Да и я ни у кого не спрашивала, наверное, из гордости. Заранее все спланировала. Сняла офис, с дизайнерами разработали логотип, название новой фирмы, заручилась поддержкой сотрудников — мне всегда везло на хороших людей — и открыла свое дело.
Раньше у меня были идеалистические планы работать открыто, не шагать по головам. Мечты развеялись. Либо ты съешь, либо тебя сожрут — в бизнесе выживают на звериных инстинктах. Для себя решила: если проглатывать все обиды и принимать удар безответно — никогда не добьешься цели.
Стройка под каблуком
Умею быть хитрой. Это значит, что в нужный момент могу увести ситуацию в выгодное русло, сгладить острые углы. В этом отношении женщине легче в бизнесе — помогает гибкость. Недавно в строительном магазине выбирала сухую доску для работ: мужика бы уже через несколько минут послали куда подальше, а мы с продавцом два часа «ковырялись», сам директор терпеливо пилил материал так, как мне надо.
Бывает, что сперва тебя не воспринимают всерьез: женщина — в строительстве? Но потом доказываешь свой уровень знаниями, работой. На стройке я как рыба в воде. Даже на высоких шпильках. Неотъемлемый атрибут моего стиля. Рабочие лишь диву даются, как ловко бегаю на них по бетонным плитам.
Не жду, что кто-то погладит по головке, к похвале равнодушна. Дифирамбы в мою честь даже напрягают.
В разведку — с мастером
Через мою фирму прошло много строителей, остались те, кто понимает, что есть сроки сдачи, а не рабочее время с девяти до шести — и бывает такой мощный загон, когда выходим по субботам и воскресеньям. Те, кто этого не понимает, — до свиданья! В ремонтах так всегда. Бывает, сама лично делаю «декоративку» на объекте, клею обои. Корона не падает, и заодно показываю рабочим, что всегда помогу в трудной ситуации.
С кем бы пошла в разведку? Со своим мастером — человеком донельзя честным.
Я говорю: «Вань, подожди, подставят... Поймешь по ходу пьесы и будешь пожестче». Сейчас подтягиваю его в бизнесе, чтобы он мог меня заменить при необходимости.
Давайте без «бежевятины»
Мне до сих пор кажется, все, чего добилась, незначительно. Может быть, дело в низкой самооценке, может, в огромных амбициях.
Зарабатываем авторитет в сфере дизайна, чтобы менять вкус, менталитет горожан. В больших городах творить намного свободнее, люди идут к дизайнеру за идеями, а не со своими рамками. В провинции все думают не о том, что им хочется изменить в интерьере, а о том, что скажет сосед. Общественное мнение правит бал.
Сама лично делаю «декоративку» на объекте, клею обои. Корона не падает
В итоге получаются серенькие копии вместо гениальных проектов — «бежевятина», сплошные вензеля, стереотипная чушь. Пытаемся разрушить эти барьеры. Но, к сожалению, пока нет ни одного 100% авторского проекта.
Мой новый дом в Вахрушах будет первым. Сама разработаю дизайн, построю. В мечтах уже вижу его высоким, добротным, из кирпича в необычном для нас скандинавском стиле. Двухэтажный, с мансардой. Отделка из дерева, камня. Внутри все просто, красиво, уютно, тепло. Большая гостиная, винтовая лестница, камин, у которого вечерами мы всей семьей сидим, пьем кофе и разговариваем... И, конечно, рядом трибуна — чтобы мама могла выступать, митинги проводить.