Что осталось за страницами школьных учебников — современные дети спросили напрямую у ветеранов Великой Отечественной войны.
Как работала военная пресса — Яков Арон, сотрудник фронтовой газеты, в интервью Якову Карпману, 16 лет, сыну Льва Карпмана, председателя правления ГК «Вяткастройдеталь».
На врага
Яков Карпман: — Яков Хаимович, в мирное время у каждого школьника море увлечений. Мне нравится снегоходный кросс, подводное плавание. А чем вы увлекались в предвоенные годы?
Яков Арон: — Все мои мысли занимал институт. Я мечтал поступить в ВИФЛИ — элитный гуманитарный вуз. Но пропустил экзамены из-за призывной комиссии в сентябре. В армию меня тоже не взяли по инвалидности. Устроился на время корректором в «Ржевскую правду». В конце мая 1941 года снова подал документы. Но какая учеба — началась война.
Яков Карпман: — Военное положение меняет обстановку даже в тылу: спокойной жизни больше нет, ты все время в страхе, что будет нападение, что придется бежать. Как на вашей родине встретили трагичное известие?
Яков Арон: — Все смешалось в городе: призывники шли в военкоматы, летчики с мешками за плечами бежали на аэродром. Рыдала наша соседка с младенцем на руках, провожая мужа... Даже Молотов, когда говорил о вторжении, заикался.
Яков Карпман: — Стало не до газеты?
Яков Арон: — Наши столы в «Ржевской правде» занимали военные и приезжие из столицы литераторы. Формировалась новая передвижная газета при штабе 31 армии — «На врага». Печатная машина, наборный цех, рабочие места — все уместилось на четырех грузовиках с дощатыми кузовами-кабинками. В новой редакции я трудился корректором рядом с Ефимом Зозулей, известным еще до революции прозаиком, с вятским писателем Григорием Санниковым, познакомился с поэтами Сергеем Островым и Василием Глотовым. Это два главных лица, которым Твардовский обязан поэмой о Василии Теркине: у первого позаимствовал идею поэмы о веселом и умелом бойце, а со второго списал характер главного героя.
Некуда бежать
Яков Карпман: — Близость к штабу армии давала ощущение защиты или, напротив, выставляла на передовую?
Яков Арон: — Мы плелись за отступающей армией. Наша «кибиточная» редакция покинула Ржев последней, немцы были уже в 20 километрах. Они буквально шли по пятам: 11 октября вечером мы были в Старице, 12-го утром там орудовали фашисты. За все время пути до Калинина мы не встретили ни одного нашего солдата — все открыто для вражеского прорыва.
Яков Карпман: — Приходилось самим обороняться?
Яков Арон: — Как защищаться? В распоряжении — 5 винтовок, 30 пистолетов и 50 человек поэтов и писателей. Бегущих по шоссе женщин и детей немцы расстреливали с бреющего полета. Нам бежать некуда, прятались в лесу, чудом не попали в плен.
Яков Карпман: — Я представлял советскую редакцию как множество маленьких каморок, где полно старого и пыльного оборудования, многое делается вручную. На фронте еще больше сложностей?
Яков Арон: — В морозы у наборщиц к пальцам примерзали буквы, кассы размораживали кипятком. Мотор не тянул печатную машину, крутили ее вручную, пока шоферы не догадались поддомкратить грузовик и приводить в движение печатку от задних колес. 10 тысяч экземпляров каждый день должны были поступать в воинские части. При этом от солдатской работы никто нас не освобождал — дежурство, наряд, караул. На сон выходило часа 3-4.
О чем пишут в газетах?
Яков Карпман: — Многое о неудачах и потерях Советской Армии замалчивалось в штатской прессе. Знаю, цензура была строгой. Нужно формировать образ героя. Но ваша-то газета могла писать истинную правду — своя для своих?
Яков Арон: — О нет! Цензор был всегда при редакции. О боях писали без указания мест, не упоминали имен крупных командующих. Однажды наша колонна попала под обстрел — бомбили свои же, советские штурмовики. Видимо, ошибка в данных. Об этом разве напишешь?
Яков Карпман: — Чего еще не знали люди в тылу?
Яков Арон: — Был интересный случай. В ночь на 1 мая я поймал на радиоточке немецкую передачу. Траурный голос объявил, что Магда Геббельс умертвила шестерых своих детей и покончила жизнь самоубийством. Через минуту еще сообщение — фюрер застрелился. А на советских волнах ни слова. Я оторопел: Гитлер мертв, войне конец, а поделиться не с кем. Побежал к военному цензору. Тот побелел: «Скажешь еще кому — под трибунал пойдешь!»
Яков Карпман: — В чем дело? Хорошая новость!
Яков Арон: — Значит, были основания. Наши передали эту информацию только на следующую ночь с большой долей сомнения: руководство полагает, что сообщение по радио — ловушка, чтобы ввести в заблуждение советские войска.
Яков Карпман: — Сегодня появляется много трактовок событий тех лет. На Украине вообще переписывают историю Великой Отечественной войны. Как вы воспринимаете эти новые взгляды?
Яков Арон: — Великая Отечественная война — время не только героических поступков. Люди жаждали мести за убитых и замученных фашистами близких. Правду говорят, война спишет все. Всего один случай расскажу. На подступах к Берлину наша редакция разместилась в деревушке Восточной Пруссии. Девчата побежали осматривать выделенный нам домик, забрались даже на чердак. Через секунду — все с визгом летят вниз. Наверху изнасилованная и убитая немка. Не зря местные бежали к морю до тех пор, пока было куда бежать.
Яков Карпман: — Советскими солдатами двигало чувство долга. Для меня наша армия — образец самоотверженности. Война может быть и священной, если это защита?
Яков Арон: — Нет армии нападающей и обороняющейся — позиции меняются, разлагая обе стороны. Война — величайшая мерзость. Только сумасшедшие сегодня могут призывать нанести удар по укрофашистам.
Яков Карпман: — Мы не хотели войны. За кем правда — за тем и победа. Расскажите, как это было?
Яков Арон: — В ночь, как всегда, верстали газету. Вдруг со всех сторон началась такая пальба! Стреляли из винтовок, пистолетов, автоматов, ракетниц — война кончилась! Откуда ни возьмись появился ящик шампанского и настоящие стеклянные бокалы. Выпили за победу и стали переверстывать газету, уже совсем другую.
*Журнал «Бизнес Класс» благодарит за помощь в организации встреч Кировский физико-математический лицей.
08.05.2015
